Поскольку всё прогнило (включая мозги), то диктатуре придётся быть щедрой на розги.
Иногда лучше выпороть прилюдно, чем в
тюрьму сажать.
Впрочем, стадо останется стадом. Только научится знать границы дозволенного. А страну и нацию всегда держит «ведущий слой»
- аналог дворянства, аристократии.
Образование этого слоя и должно быть
результатом диктатуры.
А. Савельев
Андрей Савельев – умный и талантливый человек, это видно по его статье «Где выход из либерального тупика?», опубликованной в порядке дискуссии в девятом номере журнала «Молодая Гвардия» за 2010-й год. Но, как говорится, на всякого мудреца довольно простоты. Закралась она, на мой взгляд, и в эту его статью. Об этой «простоте» и пойдёт далее речь. А прав я буду или не прав в своей критике Савельева – пусть судят читатели.
Начну с его рассуждений о равенстве и неравенстве людей. Он пишет, что люди не равны по своим способностям, и это на самом деле так. Они не равны и по своей физической силе, и в умственном, и в нравственном отношении, и во многих других отношениях. Но разве можно поставить после этого точку? Или, вернее, разве можно исходить только из этого, осмысливая должный характер их отношений?
Из неравенства людей по их способностям никак не следует их неравенство по их ценности. Младенец, ещё не способный ни накормить себя, ни обмыться, если обделается, не равен по своим способностям своим родителям. Но по своей ценности он нисколько не меньше их. Ради его спасения родители нередко жертвуют собою. Т.е. оценивают его жизнь дороже своей собственной.
Вот тебе и способности. Они решают далеко не всё. Есть в человеке нечто такое, что выше всех его способностей.
Главная ценность человека в том, что в нём запечатлён образ Божий. И этот образ известен во всей его полноте лишь самому Творцу. А насколько он раскрывается в том или ином человеке в ходе его земной жизни – зависит от многих причин, силу которых мы не в состоянии измерить. И даже перечислить их полностью мы не можем. А потому для нас всякий человек, не только самый высокий духовно, но даже бомж, опустившийся до скотского состояния, есть тайна, проникнуть в которую нам не дано. Проникнуть в неё нам не дано, но знать о том, что она в нём есть, мы обязаны. Иначе – какие мы христиане?
Если до евангельского взгляда на человека дорастает общество, то оно оценивает каждого своего члена не только по его способностям, но и по той его ценности, которую он представляет для Бога. А если для Бога, то, следовательно, и для нас. Хотя мы сами, повторю ещё раз, понимаем её, в лучшем случае, лишь близоруко. Но, тем не менее, знаем, что она есть.
Поэтому члены действительно христианского общества не мелочны, они не завидуют никому и не заботятся о том, чтобы не прогадать при обмене с другими людьми плодами своих трудов. Они великодушны в своих отношениях не только потому, что знают, что Бог возвратит им сторицей в вечной жизни всё недоданное им людьми на этой земле. Но, главным образом, потому, что уже здесь, на этой грешной земле, они познали радость высших отношений между Богом и людьми, радость высших отношений людей между собою.
Можно считать, что ничего высшего в человеке на самом деле нет. Что Бог и вечная жизнь это лишь иллюзии человека. Но в этом случае он, если он мыслитель, сознаёт бессмысленность своей жизни. Своей и всякой чужой. И все его лучшие способности оказываются не нужными. А они у него есть. Но откуда они, если в мире действительно нет ничего высшего? Это внутреннее противоречие мыслителя подталкивает его к вере в Бога.
Если же человек не мыслитель, то он, утратив веру в Бога и вечную жизнь, сосредотачивается на выгодах своей земной жизни и старается не упустить из них ничего. Он становится эгоистом, по-своему умным, старающимся высчитать в любой ситуации свою выгоду и действовать в соответствии с нею.
Если таких эгоистов немного, то они не меняют характера общества. А если процесс их умножения, в силу каких-то причин, закрепляется в обществе, то оно начинает рушиться изнутри, оставаясь по внешности до времени как бы благополучным. Или, что одно и то же, оно скользит в нравственном отношении всё ниже. При этом умы его членов становятся всё более приземлёнными, всё более плоскими. Жить в таком разлагающемся обществе становится, в конце концов, тяжело не только тем, кто сохраняет в себе высокий строй души, но даже самим эгоистам. И это ещё одно свидетельство в пользу того, что Бог есть. Если с угасанием веры в Бога общество начинает гнить и превращается в подобие зловонной помойной ямы, то о чём-то это, конечно, говорит.
Но оценить по достоинству ни первое свидетельство в пользу того, что Бог есть, ни второе эгоист не способен. А почему? Потому что его высшие мыслительные способности скованы его эгоизмом. Он может лишь чувствовать низость мира, в котором живёт, но не может понять ни причин этой низости, ни, тем более, способа выхода из неё в мир высокий. Если сам Бог не откроет ему глаза.
Ошибка Савельева в том, что он в своём рассуждении об обществе проигнорировал, вопреки своей православной вере, богообразную природу человека. Сказал о людях лишь половину правды, а вторую половину не заметил в гневе на пассивность русского большинства, не откликающегося на призывы своей национальной элиты. Или не захотел заметить.
А в результате его мысль оказалась ложной и тем опасной для русского национального движения. Она создаёт ложное представление о нации. Если оно закрепится в русских головах, то сделает невозможным русское национальное единство. Русское население останется расколотым на бессильное его меньшинство и не способное его понять русское большинство.
Чтобы создать основу для взаимопонимания между русскими людьми в вопросе об их равенстве и неравенстве, нужна формула более ёмкая:
Сочетание внутреннего равенства людей с их внешним неравенством, - вот условие их гармонии.
Не будет внешнего их неравенства – не будет иерархии, а без иерархии не будет согласия между людьми. Каждый будет, как говорится, тянуть одеяло на себя. Без иерархии невозможны ни брак, ни семья, ни община, ни нация, ни государство. Без иерархии невозможно никакое общество, даже самое низкое и преступное.
Но если в отношениях между людьми будет только зависимость низших членов иерархии от высших – исчезнет их свобода, исчезнет их разум, исчезнет их нравственность. Исчезнет их достоинство. Исчезнет сам человек. Или, точнее, он станет подобием автомата, выполняющего безупречно указы, идущие сверху.
Сама вершина иерархии при таком уподоблении людей автоматам заболеет, потому что полнота её жизни возможна лишь при полноте жизни всего целого, которое она возглавляет. Не будет полноты обратных связей, идущих снизу вверх, и голова обезумеет. А её безумие довершит катастрофу общества.
Сама по себе иерархия недостаточна. Она будет ложной, во-первых, в том случае, если не будет подчинена источнику всякой правды – Богу. И, во-вторых, если не будет учитывать реальности образа Божия в людях, равняющего мужчину и женщину, взрослого и ребёнка, русского и еврея, царя и крестьянина, вождя и ведомого вождём.
Стремление упростить общество, учитывать в нём лишь те закономерности, которые приятны оценщику, и не учитывать другие, ему неприятные, это причина возникновения ложных учений об обществе. Правильное учение может вырабатываться людьми лишь постепенно, по мере их духовного взросления, и лишь сообща, при оценке общества со всех сторон, чтобы не было обиженных ни в одной их категории. Чтобы каждый голос был услышан и оценён соборно.
Вторая ошибка Савельева связана с первой и является её развитием. Она в его противопоставлении элиты народа его большинству, которое он называет даже «стадом» и советует воспитывать посредством розог.
Без элиты, как и без иерархии, общество невозможно. Всё дело в том, какая это элита, хорошая или плохая. Если плохая, то это не настоящая элита.
Подлинная элита народа сознаёт своё духовное родство с его большинством. Она не идеализирует его, но и не бросается в противоположную крайность. Она знает его недостатки и пороки, но знает и его достоинства, которые исчезают с поверхности его жизни в условиях его геноцида. С поверхности исчезают, но сохраняются в его глубинах.
Подлинная элита народа не надмевается над его большинством с его приземлёнными знаниями и неразвитым мышлением. Она ценит не только лучших в своём народе, но и худших. Или, точнее, тех, кто ограблен духовно ложной организацией общества и потому неотличим по внешности от действительно худших.
Подлинная элита не идеализирует и себя. Она сознаёт не только вину своего народа за его нынешнее состояние, но и свою собственную вину.
А в чём она, эта вина?
Кому, как не нашей элите было распознавать и распознать причины вымывания из русского народа его национального сознания? Причины скольжения русского народа к его нынешнему состоянию? А она до сих пор их не распознала.
Кому, как не ей было выработать понятные и посильные для русского большинства способы его самоорганизации - и на личном уровне, и на уровне брака и семьи, и на уровне национальной общины, и на уровне всей нации в целом?
Кому, как не ей было разъяснять русскому большинству необходимость стягивания русских в русские собрания по месту их жительства с целью взаимоподдержки и совместного самообразования? Такие собрания стали бы школой не только для русских умов, но и для русских характеров, ныне тоже разрушенных безбожием и космополитизмом. Такие собрания стали бы следующей ступенью, после возрождения русской семьи, в самоорганизации русского народа. Они стали бы зародышами будущих русских национальных общин.
Кому, как не нашей национальной элите следовало разъяснять русскому большинству способы создания таких русских собраний? И самой давать пример, организуя их в своей среде?
Если же наша элита не додумалась до такой простой вещи, как необходимость самоорганизации русского народа снизу, то какая же она элита? И как она может жаловаться на то, что русское большинство её не понимает?
Без самоорганизации русского народа снизу никакое действительное его возрождение невозможно. Без развития в самых простых русских людях самостоятельной русской мысли и навыков русской самоорганизации не спасёт их даже самый прекрасный вождь. Потому что они останутся в его руках простым строительным материалом. А когда прекрасный вождь умрёт или его убьют, то они опять обнаружат своё полное бессилие.
Третья большая ошибка Савельева – отрицание им социализма. Он отвергает всякую социалистическую идею как совершенно чуждую, якобы, христианству. Но это как посмотреть. В Евангелии сказано: «Не судите по наружности, но судите судом праведным» (Иоан. 7,24).
Если судить по внешности, то в христианстве нет ничего не только о социализме, но и о национализме, сторонником которого Савельев является. А если судить судом праведным, то окажется, что национализм, т.е. любовь к своему народу, не противоречит ни любви ко всему человечеству, ни, тем более, любви к самому Богу.
Если апостол Павел хотел быть отлучённым от Христа, т.е. оказаться в аду, ради спасения своих братьев по плоти, т. е. израильтян (Рим. 9, 3), то, значит, любовь к своему народу не противоречила нисколько его любви к Богу. Но он был правильным еврейским националистом, потому что Бога любил больше своего народа. И был послушен до смерти своему Богу, а не своему хоть и любимому, но спятившему с ума народу.
Как известно, бывает правильный национализм, но бывает и не правильный. И точно так же обстоит дело с социализмом. Здесь тоже надо судить не по внешности, а судом праведным. И тоже отличать правильный социализм от его искажений.
Главной мыслью едва ли не всех разновидностей социализма является мысль о недопустимости эксплуатации человека человеком. А из этой мысли следует необходимость правильного общества, в котором такая эксплуатация невозможна.
Но что же в этой мысли принципиально не христианского? Наоборот, это самая что ни на есть христианская мысль.
Правда, христианство смотрит на задачу искоренения в обществе эксплуатации более широко и более реалистично, нежели многие социалисты. Оно признаёт эксплуатацию человека человеком следствием их грехопадения, а потому считает, что до тех пор, пока люди не исцелятся полностью от греха, это зло до конца неискоренимо. Но поскольку оно есть зло, то ограничивать его необходимо, насколько это в человеческих силах.
А насколько это в человеческих силах? Это куда более трудный вопрос. Историческое христианство смотрело сквозь пальцы и на рабство, и на крепостное право, и на многие другие виды формальной и неформальной эксплуатации людей. И не только потому, что забывало о том, что эксплуатация есть грех. Но, главным образом, потому, что были другие проблемы, не менее важные, решать которые одновременно невозможно.
Можно ли, например, обновлять ветхие крепостные стены города во время его осады? Нельзя. А можно ли настаивать на отмене крепостного права ценою конфликта Церкви и Государства? При неравенстве материальных сил Церковь в этом случае не добилась бы ничего, но зато очередной погром её Государством был бы обеспечен. Вот тут и думай.
Но то же самое было и в обществах нехристианских. В других несколько формах, но по существу то же самое. То же самое было и в советском атеистическом обществе, которое было, как думают его апологеты, вполне социалистическим.
Справиться с несправедливостью в отношениях между людьми оказалось не так легко, как думали когда-то социалисты. Гладко было, как говорится, лишь на бумаге...
И, тем не менее, никакая практика не могла угасить мысль, выраженную сильнее всего именно в социалистических учениях. Необходимо справедливое общество. И не только справедливое, но, как стало понятно потом, способное совершенствоваться быстрее, чем совершенствуется материально и организационно альтернативный ему мир – мир денег, царство маммоны, капитализм. Если справедливое общество отстанет в соревновании с капитализмом в научном и техническом отношении, то последний разрушит его и создаст на его месте такое бесчеловечное псевдообщество, какого не было ещё никогда в истории. А почему?
Начавшись с чисто экономической эксплуатации людей, капитализм должен, по логике своего развития, закончить перестройкой самой человеческой природы – упразднением в ней образа Божия и выращиванием в человеке образа более или менее бесовского. Только-то и всего. И тогда царство маммоны будет обеспечено на все времена.
Вот до каких размеров выросла тема капитализма. Не говоря уж о том, что вырос масштаб сознаваемой социалистами эксплуатации. Если первые социалисты думали только об эксплуатации одних сословий другими, то теперь стало понятно, что при капитализме неизбежна эксплуатация большинства народов их меньшинством. А для удобства и надёжности этой эксплуатации руководителям капиталистической системы нужно лишить народы национального их сознания. Т.е. разрушить эти народы. Разрушить частично даже паразитическое их меньшинство, а эксплуатируемое их большинство разрушить до самого основания. Чтобы оно, рассыпанное на человеческие атомы, не связанные между собою ничем, кроме материальных выгод, стало бессильным и не способным сопротивляться власти этих руководителей.
Если раскрыть тему капитализма по-настоящему, то окажется, что интересы не только правильных националистов и правильных социалистов, но и правильных христиан совпадают. И не только в том отношении, что капитализм уничтожит их всех, если дать ему волю. Но и в том ещё отношении, что все они невозможны друг без друга.
Как так?
Подлинный националист не может не быть подлинным социалистом, потому что угнетение одной части народа другой его частью это явное отрицание идеала всякого подлинного национализма – духовного единства нации, гармонического сочетания всех её частей.
Не может и настоящий социалист не стать настоящим националистом, потому что социалистическое общество, из которого вымыты ценности нации, национальной общины и семьи (а они взаимосвязаны органически и потому разрушаются друг без друга), это социализм каких-то инопланетян, имеющих совсем другую природу, нежели наша человеческая. Наша природа связана неразрывно с ценностями семьи, своей национальной общины и своего народа. Такою её создал Бог.
А из сказанного о маммоне, этом непримиримом противнике Бога, следует, что людям, для спасения их человеческой природы, нужен Бог, нужна правильная религия, связывающая их с Ним и дающая им главные ориентиры в их жизни. Без которых они не могут правильно созидать себя на всех уровнях своей жизни, от лично-семейного до национального и государственного. Без этих главных ориентиров они не способны понимать правильно даже саму идею справедливости, этот идеал социалистов.
Но не только правильным социалистам и правильным националистам нужна правильная религия. Самой религии, чтобы исцелиться от её исторических немощей, нужны истины правильных националистов и правильных социалистов. Эти истины не посторонние для нашей Церкви. Они в её глубинах, из которых и следует их извести. Как пошедшее в рост семя изводит из себя заключённые в нём возможности.
Чтобы созидать правильное общество на земле, надо знать его врагов и его главного врага. Это знание помогает его созидателям правильно ориентироваться. Но Савельев не называет капитализм по имени в качестве строя жизни, противоположного праведному строю. А почему?
Может быть, он догадывается, что его анафемы социализму (и даже христианскому социализму) существенно обесценились бы для людей, если бы они знали подлинную природу капитализма?
Если бы Савельев назвал капитализм по имени, то ему пришлось бы, рано или поздно, дать и его определение. Пришлось бы сказать, что капитализм это такой социальный строй, при котором частная собственность господствует над общественной и, следовательно, определяет характер общества. Пришлось бы и уточнить, что господствует в обществе в этом случае не мелкий лавочник и даже не владелец громадных промышленных предприятий, а монополизированный банковский капитал. Он-то и делает погоду сегодня на современном Западе. Как и в любой стране, если она оказалась в зависимости от него. Этот мировой капитал может, если захочет, разорить не только любого лавочника, но и любого промышленного магната. Как он разорил в своё время автомобильного короля Генри Форда. Или, точнее, заставил его встать перед ним на колени.
Но и это ещё не полная правда о капитализме. Чтобы она приблизилась к полной, пришлось бы сказать, что мировой капитал, получивший господство в обществе, определяет не только его хозяйственный строй, но и культурный, а вслед за культурным и политический строй.
Вот какая это опасная тема. Заговоришь о капитализме – и у читателя возникнет вопрос: Если капитализм так страшен, то как же нам с ним бороться? Какой социальный строй нам нужен, чтобы капитализм нас не разрушил? Монархический?
Но монархический строй это политический строй, а не социальный. Монархия была и в рабовладельческом обществе, и в феодальном. Некоторые монархии сохранились и в капиталистическом мире. Возможна монархия и при социализме. Поэтому, сама по себе, она не спасительна. Свидетельством чему тот факт, что все христианские монархии были разрушены капитализмом или превращены им в простые декорации, лишённые собственного содержания.
Спасительно общество более совершенное по сравнению со всеми бывшими в истории. Поэтому оглядываться назад нужно не в поисках идеала, а лишь для того, чтобы лучше понять те ценности прошлого, без которых правильное общество будущего невозможно. Оглядываться назад нужно ещё и для того, чтобы разглядеть внимательнее те социальные болезни, которыми извращались общества прошлого и которые использовал капитализм для разрушения этих обществ. Знать эти болезни нужно, чтобы не допустить их в своё правильное будущее.
Но нужно не только брать всё лучшее из нашего прошлого. Нужны новые ценные мысли, каких не было в нашем прошлом и нет у нас в настоящее время. Необходимо постоянное совершенствование нашей мысли о человеке и обществе. Но новые мысли нужны не ради их новизны, а ради того, чтобы победить капитализм и закрепить навсегда эту победу.
Наша сила в правильности наших идей и в нашей способности выражать их понятно для большинства наших соотечественников.
Народ должен знать, какими базовыми чертами должно обладать правильное общество. Если он их не знает, то и бороться за него он не может. А если не может, то делай с ним что хочешь. Он будет, в лучшем случае, протестовать, не зная, ради чего он, в конечном счёте, протестует. Но такие протесты бессильны.
Сколько раньше было святых. Однако, при всём их множестве, они не спасли христианскую цивилизацию от загнивания и гибели. А христианская цивилизация это не Церковь и не собрания верующих в Иисуса Христа. Христианская цивилизация это бывший некогда политический материк, на котором располагались государства, признававшие своей высшей ценностью истины Евангелия. Признававшие их искренне или формально, но признававшие. Теперь таких государств нет. Теперь на их месте выросли мнимо либеральные государства, тоталитарные по своей сути, обнаруживающие, чем дальше, тем откровеннее свою ненависть к Христу.
Значит, дело не только в личной святости людей. Личная святость и стремление к ней это основа общества. Это его фундамент. Но при всей его важности фундамент ещё не дом. Чтобы дом стал домом, должны быть и крепкие стены, и крепкая крыша. Нужны двери и окна. Нужно и многое другое.
Так и общество. Чтобы оно стало полноценным обществом (хотя бы, как говорится, в первом приближении), недостаточно ни одного только религиозного вероучения, ни одной только социальной идеологии и ни одной только национальной идеологии. Нужно соединение их всех. Но соединение не всякое, а только такое, когда каждая правильная идея находится на своём месте и работает на все остальные. А все остальные работают на неё.
Как назовут эту более совершенную идеологию наши потомки – мы не знаем. Сам я её называю зрелой русской национальной идеологией. Хотя можно назвать и зрелой православной идеологией. Или зрелой социальной идеологией. Или, может быть, как-то иначе. Кому как больше понравится.
Важно, чтобы её суть была правильно понята, по возможности, всеми. И чтобы эта зрелая идеология распространялась русскими и не русскими людьми, помогая им всем правильно соединяться с учётом их религиозной и национальной принадлежности в правильные народы, противостоящие сообща мировому капитализму.
