ОТВЕТ В.С. МАКАРЦЕВУ
Уважаемый Вячеслав Степанович,
у меня создалось впечатление, что мы говорим о разных вещах. Для Вас социализм это сравнительно маленькая община, подобная древней христианской в Иерусалиме, в которой не было ни частной собственности, ни, судя по новозаветному тексту, общественной организации производства, ни заботы о земном будущем своих потомков. А не было их по той причине, что её члены ждали со дня на день и из года в год второго пришествия Спасителя, в силу чего, как не трудно догадаться, были заняты подготовкой к этому величайшему событию. И, естественно, распространением Благой вести.
Ясно, что брать эту общину в качестве примера разумной организации общества для народов в их нынешнем состоянии можно только с очень большими оговорками. Ибо, с одной стороны, что может быть лучше такого общества, в котором все его члены имеют одно сердце и одну душу? Однако, с другой стороны, что может быть хуже такого общества, которое исчезает из истории так быстро, что не оставляет после себя других следов, кроме немногих слов о нём в священной для христиан книге?
Вы, может быть, скажете, что эти слова так драгоценны, что их невозможно забыть. И я полностью соглашусь с Вами. Иерусалимская община останется на все времена идеалом нравственного состояния людей на нашей падшей земле. Или, точнее, каким-то приближением к этому идеалу. Но, даже признавая нравственное состояние членов этой общины идеальным, можно ли забывать о том, что она оказалась, в силу её отрешённости от земных забот, нежизнеспособной и потому не может служить для нас примером во всех отношениях?
Я думаю, что об этом забывать нельзя. И потому надо признать более высоким в интеллектуальном и нравственном отношении такое общество, которое было бы, при всём его единодушии, ещё и жизнеспособным. Вот почему социализм для меня это не столько древняя иерусалимская община, сколько общественный строй, который рождается в муках истории и который позволит народам правильно себя организовать. Т.е. сделает их способными победить, в союзе друг с другом, мировую раковую опухоль капитализма.
Если иерусалимская община не знала частной собственности, то, как представляется мне, именно по той причине, что не сомневалась в скором завершении мировой истории. А если бы её члены знали, что этому миру предстоит ещё долгая жизнь, то, конечно, занялись бы и организацией общественного труда, и заботами о потомстве, и множеством других дел, неизбежных в мирской жизни. Это переключение их внимания и усилий, даже частичное, на земные заботы, конечно, осложнило бы их духовный настрой и тем самым ослабило бы их проповедь Евангелия, но зато сделало бы их общину более жизнеспособной в условиях земной истории.
Однако Промысел Божий повёл первых христиан иным путём. Именно вера в такое пришествие Спасителя, которое состоится вот-вот (вопреки Его предупреждению о том, что никто из людей не знает времени Его второго пришествия и что «жених», обещавший «скоро» придти, может и «задержаться»), а также последующие гонения на христиан, сделали их способными стать солью земли в тогдашнем пресном языческом мире. Стать солью земли и осолить его своей солью. Осолить и подготовить его к признанию христианства своей официальной религией (со всеми сопутствующими этому обстоятельству плюсами и минусами для самого христианства). Вот какой неоднозначный смысл имеют наши, человеческие, прозрения и заблуждения.
Но вернусь к предположению о том, что стало бы с иерусалимской общиной в том случае, если бы она стала сочетать служение своему евангельскому идеалу с земным устроением. Которое - и это важно понять, - не равнозначно служению маммоне. Ибо одно дело доставлять себе и обществу необходимое и совсем другое дело - стремиться к тому, что вредно как для отдельного лица, так и для всего общества. Земное устроение может переходить в служение маммоне лишь в качестве извращения его истинной природы. Служение маммоне это БОЛЕЗНЬ необходимого земного устроения. Правильное устроение всегда, в принципе, АСКЕТИЧНО, но аскетично не на монашеский лад (монахи есть отошедшие от мирской жизни), а в более широком смысле - в смысле отсечения человеком и обществом от себя всего, что противоречит его истинным идеям, целям и потребностям.
Итак, если бы иерусалимская община знала о том, что миру предстоит ещё долгая жизнь, она, конечно, утратила бы в какой-то мере высоту своего духовного строя за счёт большей погружённости в земные дела и, как следствие, приобрела бы иные потребности, которых не было у неё раньше. А потому и обнаружила бы необходимость общественного производства наряду с производством частным, которым занимались до этого члены общины.
Кроме того, семейная жизнь членов этой общины стала бы более плотской и, вследствие этого обстоятельства, разделила бы их отчётливее на отдельные ячейки с их частными интересами. Или, говоря образно, переселила бы их из общей коммунальной квартиры в квартиры односемейные или даже в односемейные дома и усадьбы. Потому что семья, рождающая и воспитывающая детей (и потому живущая, помимо чисто духовных, ещё и родственными, бытовыми и прочими частными интересами), нуждается в гораздо большей степени, чем семья чисто духовная (т.е. бездетная), в собственном пространстве, отличном от пространства общественного. Она нуждается в собственном пространстве, наполненном не только собственными - и потому отличными от общинных - отношениями, но и собственными вещами (ассортимент которых, как и качество, могут увеличиваться и возрастать или, наоборот, сокращаться и снижаться в силу самых разных обстоятельств).
Стремление упразднить эту частную жизнь, подчинив её интересы исключительно общественным интересам, есть фактическое упразднение детородной семьи и, следовательно, самой общины, способной жить из поколения в поколение. Мирская жизнь невозможна без частной жизни и частной собственности, а потому и правильное устроение этой мирской жизни предполагает разумное СОЧЕТАНИЕ в ней разнонаправленных и, вместе с тем, дополняющих друг друга интересов – религиозных, общественных и частных. Религиозных, которые соединяют членов семьи в одно идейное и нравственное целое и правильно их ориентируют. Общественных, которые создают наиболее благоприятную атмосферу для жизни семьи и охраняют её от насилия внешнего мира, а ради этой охраны подчиняют её до известной степени интересам общим. И, наконец, собственно семейных интересов, которые неустранимы, пока существует сама рождающая детей семья.
Мирская жизнь, в условиях падшего мира, это ПОЧВА чисто духовной жизни в истории человечества. Поэтому она нуждается в религиозном оправдании и куда большем религиозном осмыслении, чем это было до сих пор. Порицать мирскую жизнь, противопоставляя ей жизнь чисто духовную, нелепо. Оба типа жизни необходимы, и они должны разумно дополнять друг друга. Мирскую жизнь надо правильно организовывать, учитывая её особенности, и тогда она будет совершенствоваться и одухотворяться в ходе истории, оставаясь при этом мирской жизнью. В этом случае общий положительный духовный потенциал общества будет расти. А при нарастающей дезорганизации мирской жизни он будет сокращаться, и никакие подвижники, посылаемые в мир Богом, этого сокращения не предотвратят. Их голоса окажутся голосами «вопиющих в пустыне». Но правильная организация общества даст и подвижников больше, и деяния их сделает понятнее и заразительнее для всех.
Как видите, я связываю идею социализма не с исключительными состояниями сравнительно немногих людей, а с нуждами подавляющего их большинства, требовать от которого явно невозможного для него в современных условиях значит не что иное, как дискредитировать идею социализма. В её проповеди, как и в самом созидании лучшего общества, надо исходить не только из идеального представления о нём, но также из наличных условий, в которых люди находятся. Чтобы постепенно изменять к лучшему и состояние их умов, и само устроение общества.
В этом ещё одно различие между нами по части понимания социализма. Вы максималист, а я не минималист, но «постепенновец». Вы хотите, используя государственное насилие над людьми, поднять их сразу на ту высоту, на которую, по моему разумению, они должны подниматься сами, т.е. свободно и осмысленно. Причём подниматься постепенно, переступая с одной ступени на другую, и с передышками, если у них нет сил подниматься быстро.
А государство должно помогать им в этом. Но как? Я не отрицаю необходимости государственного насилия. Государство без насилия невозможно. Однако, насилие насилию рознь. Всё дело в том, чтобы насилие было разумным. Чтобы оно было разумным не только по его целевой направленности, но и по степени и формам его применения в разных конкретных обстоятельствах. Всё хорошо в меру, к месту и во время. А если не так, то ничего хорошего из государственного насилия не получится, какими бы прекрасными намерениями это насилие ни объяснялось.
Насилие, ограничивающее свободу зла, в принципе, разумно. Но только в принципе. А в конкретных ситуациях может быть и неразумным. В конкретных ситуациях нужна мудрость, чтобы точно определять размеры и форму необходимого насилия. Ибо полностью запретить зло невозможно, не уничтожив при этом свободы человека в его нынешнем грехопадном состоянии. Лишь в Царстве Небесном свобода человека и его неспособность на зло совместятся полностью. А пока, на этой земле, идёт борьба за приближение к этому состоянию. И борьба, в первую очередь, идейная.
Вот почему так важно, не предавая друг друга анафеме, но и не отступая от своих взглядов, если они сознаются правильными, разбираться терпеливо хотя бы в главных вопросах, связанных с обществом. А затем уже осваивать подробности.
Отсутствие разумного и удобопонятного для всех благонамеренных людей представления о должном обществе как раз и является причиной бессилия современного патриотического движения, в котором нет объединяющей всех положительной идеи. А есть, в качестве объединяющего начала, лишь возмущение самоубийственной политикой властей – и только. Но на одном отрицании, хотя бы и праведном, далеко не уедешь.
Одними возмущениями положения не исправишь. А потому и можно сказать, что самоубийственную политику проводит сегодня не только российское правительство, но и по видимости противостоящая ему оппозиция, в которой нет самого главного, без чего спасение Родины невозможно: нет выработки здравого представления о том, какое общество нам нужно и как его создавать.
Москва. 28 июня 2004 г. Г.М. Шиманов.
Р.S. Да, забыл одну малость. Вы расценили мои соображения о необходимости частной собственности при социализме не просто как ложные, а как преступные, и даже приравняли их к греху Анании и Сапфиры, солгавшим Святому Духу. Я думаю, что Вы погорячились и по здравом размышлении не будете настаивать на этой своей мысли. Или всё-таки будете?
Всего Вам доброго.
