Аноним
о Г.М. Шиманове
«ШИМАНОВ
ХОЧЕТ СПРАВЕДЛИВОСТИ?
ОН ИЗОБЛИЧАЕТ СЕБЯ ТЕМ САМЫМ В БЕЗУМИИ
(комментарий уважаемого властями и уважающего, в свою очередь, власти специалиста к «Запискам сумасшедшего ХХ века»).
Мода в литературе диктуется временем. Неважно при этом, из-под чьего пера выходят литературные произведения – достойного члена общества или пациента психиатрической лечебницы. Насколько хотелось романтикам первой половины Х1Х века уйти от действительности в заоблачные дали, удалиться на бутафорский Кавказ или в придуманный Китай – настолько же трезвым реалистам второй половины двадцатого столетия хочется неприкрытых, освобождённых от декоративных покровов истин.
Сочинение душевнобольного Шиманова (мы имеем в виду только главу «Записки из красного дома») – наглядное тому доказательство: бухгалтерская (до минут, чуть ли не до секунд) выверенность хронологии, конкретно (с именами и отчествами) названные персонажи, фотографически описанные обстоятельства действия, никакой «отсебятины», никакого «нас возвышающего обмана». Автор внешне смотрит в лицо фактам, думая, очевидно, что говорит только правду, всю правду, ничего, кроме правды.
Но эта правда – не о нашем прекрасном мире, а о гложущей Шиманова болезни, которую он, как и все, впрочем, душевнобольные, категорически отрицает.
Очень жаль, что социально опасному безумцу удалось вынести эти записки из 4-го отделения 1 Московской психиатрической клинической больницы имени Кащенко, - тогда и у доктора Шафрана, и у заместителя главного врача по медицинской части, заслуженного врача Республики д-ра Масляевой были бы все основания не выпускать Шиманова столь безответствено на свободу, а подвергнуть новейшим способам лечения, чтобы в какой-то степени восстановить его неуклонно разрушающуюся психику. Остаётся только пожалеть, что, так ярко расписав Шиманову лечение лиогеном, д-р Шафран не применил его: не было ни этих записок, ни заблуждающихся читателей, готовых поверить, что написал это сочинение несправедливо обиженный здоровый человек.
Чтение сочинения больного Шиманова не оставляет никаких сомнений в том, что автор их – тяжело нездоров психически. Мнение его жены, матери, знакомых, как совершенно верно заметил д-р Шафран, - это мнение неспециалистов, вдобавок ещё и индуцированных бредовыми идеями внешне упорядоченного в поведении человека. Впрочем, к этой внешней упорядоченности мы ещё вернёмся.
Пока же попытаемся провести психопатологический анализ записей, сделанных Шимановым в психиатрической больнице. Этот анализ неоспоримо доказывает:
1. Полное отсутствие у Шиманова понимания истинного значения своих поступков.
Подобно всем душевнобольным, Шиманов считает себя «несправедливо заточённым». Между тем, первым проявлением душевной болезни всегда считалось противоречие между личными устремлениями и общественной необходимостью. Именно это противоречие и выявляют как записки Шиманова, так и его собственное поведение, о котором можно судить по этим запискам. Когда общество в лице следователя КГБ потребовало от него выгодных обществу показаний – Шиманов отказался их дать. Когда общество в лице внебольничной психиатрической службы рекомендовало ему явиться к врачам, озабоченное состоянием его психического здоровья, - Шиманов долго и упорно этому сопротивлялся. И, наконец, когда общество в лице опытных работников психиатрической клиники пробовало уговорить его внять голосу разума и прекратить опасную игру в религиозную независимость (ниже будет раскрыт болезненный характер этого) – Шиманов тоже не прислушался.
Сам пациент не отрицает ничего этого. Более того – утверждает эти факты в своих записках, гонясь за ложно понятым им «реализмом». Ему кажется, что он «опирается
на реальность».
Но эта реальность говорит против него: личность вступает в конфликт с обществом, полагая, что ничего противозаконного не совершает. Признавая это – Шиманов публично признаётся в важнейшем симптоме психического страдания.
2. Мировоззрение Шиманова – мировоззрение душевнобольного человека.
В своих записках Шиманов неоднократно обращается к Богу. Он не скрывает иронического отношения к блистательной антирелигиозной пропаганде, которую развернула, беседуя с ним, заслуженный врач Республики д-р Масляева. Несмотря на все религиозные предписания о терпимости и кротости – он разъярённо называет её живодёркой.
Всё это доказывает, что Шиманов охвачен идеей, любое посягательство на которую приводит его в ярость, как будто нет в нашем мире множества примеров гибкого и умелого обращения как с противниками исповедуемых личностью идей, так и с самими идеями. При этом никакие попытки убедить Шиманова в ошибочности его воззрений не дали никакого эффекта и вряд ли дадут: записки неоспоримо показывают, что он ни на иоту не отказался от вопиющего несоответствия своих взглядов реальности.
А ведь каждый учебник психиатрии содержит следующее определение: «Бредом (бредовой идеей) называется суждение, которое не соответствует действительности и не поддаётся исправлению». Можно ли после всего написанного Шимановым сомневаться, что это – как раз именно тот случай, что нет ничего более подходящего для его суждений, чем приведённое только что определение?
3. Диссимуляция Шимановым своего состояния.
Конфликт, в который Шиманов вступил с обществом, вдохновлённый бредовыми идеями, усугубляется тем, что он протекает не в форме бурных проявлений, сопровождающихся агрессивными эксцессами, экспансивными выходками, а представляется неискушённым вообще «бесконфликтным». И в самом деле – внешне Шиманов исправный службист и примерный семьянин, он вежлив, образован, в спорах с врачами и вообще с оппонентами не прибегает к ругательствам, у него нет нарушений сна и аппетита.
Но всё это – ложное благополучие, впечатление о котором Шиманов, зная о последствиях открытой манифестации своих болезненных идей, всячески старается создать своими записками.
Опытному глазу, однако, сразу видна вся тщетность этих намерений. Сдержанно разговаривая с врачами, Шиманов в душе даёт волю всем своим бурным чувствам. В соответствии с доминирующими в его сознании бредовыми идеями – он расценивает любое благожелательное по отношению к нему действие – как оскорбительное (как иначе понять его невнимание к добрым советам д-ра Шафрана?). Прикидываясь внешне сверхчестным и спокойным, безукоризненным работником, он на деле все усилия направляет на то, чтобы оградиться от чуждых ему раздражителей настоящего, реального, но несогласованного с его бредовыми идеями мира, создаёт себе в форме семьи и узкого круга знакомых микрокосм, где он бы чувствовал себя наилучшим образом, т.е. проводил время, наслаждаясь доставляемыми ему болезнью радостями.
Короче говоря, несмотря на внешнюю благопристойность поведения, Шиманов во внутренних своих переживаниях руководится болезненными импульсами, а это в научной психиатрической терминологии и носит название «диссимуляции» – сокрытия болезненных симптомов.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
После всего изложенного совершенно ясно, что литературное произведение, называемое «Записками из красного дома», несмотря на несомненную яркость и точность слога, - плод не реалистического направления современной литературы, а результат болезненного творчества душевнобольного.
Больница им. П.П. Кащенко расценила заболевание Шиманова как паранойяльный этап параноидной формы шизофрении, и у сотрудников столь уважаемого учреждения были для этого все основания, т.к. помимо бредовых идей в письменных высказываниях Шиманова можно найти и другие признаки шизофренического процесса. Эти признаки нижеследующие:
А) Резонёрство – упорное стремление к долгим и бесплодным рассуждениям о справедливости в его, Шиманова, понимании.
Б) Амбивалентность – разбросанность и противоречивость желаний и действий, т.к. Шиманов одновременно хочет «выйти на волю» и упорствует в непризнании своих ошибок, хотя от этого признания только и зависит его свобода; отрицает божественное происхождение социального строя, в условиях которого протекает его жизнь, и добросовестно участвует в производственных отношениях строя, организованного на неприемлемых для него идеях.
В) Эмоциональная уплощённость – однообразно- раздражённое реагирование на многочисленные участливые с ним разговоры медицинских работников, администрации и т.п.
Этих признаков могло бы и не быть – и Шиманова всё равно нельзя было бы признать здоровым, т.к. самые последние исследования Института Психиатрии АМН СССР, возглавляемого действительным членом АМН профессором, доктором медицинских наук Андреем Владимировичем Снежневским (институт, кстати, размещён в корпусах больницы им. Кащенко), показали, что возможна шизофрения и без признаков шизофрении.
Так что с Шимановым вопрос ясен. Но в интересах общественной безопасности надо подумать и о другом: ведь подобных ему – миллионы. Не обязательно верующие (это личное дело каждого, Конституция СССР даёт гражданам право на свободу совести), но непременно инакомыслящие. Сколько среди них диссимулирующих бредовых больных? И единственный упрёк, который можно сделать психиатрической службе, основываясь на «Записках из красного дома», - это упрёк не в чрезмерной активности психиатров, а, наоборот, в удивляющей бездеятельности. А ведь она позволяет целой армии душевнобольных скрываться от лечебных мероприятий, потому что эта армия умело диссимулирует своё состояние и готова внутренне ежеминутно вступить в конфликт с обществом.
Записки Шиманова, надо полагать, заставят лучшие психиатрические силы страны мобилизоваться на борьбу со столь опасными и столь быстро распространяющимися среди населения душевными болезнями. Общество будет только благодарно психиатрам за это».
От публикатора. В начале осени 1969 года я распространил в самиздате свой сборник «Перед смертью», в состав которого вошли, помимо других материалов, и «Записки из красного дома». Это был мой отчёт для общественности о моём пребывании в психиатрической больнице им. Кащенко, куда меня поместили по требованию КГБ. Один экземпляр этого сборника я подарил Александре Николаевне Чиликиной-Цукерман, а через некоторое время получил от неё же анонимный памфлет, текст которого представлен здесь выше. Спрашивать её, кто написал этот памфлет, было по тем временам неэтично, поэтому я и не спрашивал. Более того, она просила никому его не показывать и вернуть ей сразу же после того, как я перепечатаю его на своей пишущей машинке. Что я и сделал. А свою перепечатку я был уже волен распространять среди своих знакомых.
Я и сейчас не знаю, кто был автором этого памфлета.
