Национальная идеология есть сумма идей и норм жизни, организующих нацию в единое целое. Национальная идеология отличается от национальной религии тем, что является более широким понятием, которое включает в себя религиозные идеи и нормы жизни в качестве своей сердцевины и дополняет их идеями и нормами, имеющими политический, социальный, культурный и хозяйственный характер. Национальная идеология является главным языком нации. Это не язык слов и словесных конструкций, а язык более сложных понятий, с утратой которого ее члены оказываются неспособными на взаимопомощь и разумные совместные действия.
Народ, утративший свою национальную идеологию, обречен на исчезновение из истории, если не осознает причины своего разрушения и не возродит идеи и нормы, способные заново сплотить уже разрозненных его представителей. Но способен ли на это русский народ в его нынешнем состоянии?
Нынешнее беспомощное состояние русского народа ослепляет русских и порождает в них паническое настроение. Они утрачивают понимание того, что на сегодняшний день русский народ, при всем очевидном его бессилии, остается одним из самых одаренных в интеллектуальном и нравственном отношении народов. Поэтому не случайно змееголовые владыки современного мира так боятся возрождения русского народа и так заинтересованы в окончательном духовном его уничтожении. Но этот духовный потенциал русского народа был ослаблен и, наконец, парализован в истории страшной болезнью – прогрессирующей утратой национального самосознания. Так умный и нравственный по своей природе человек может быть отравлен ядами, разрушающими его ум и нравственность. Но мало того. К этим ядам (космополитизма и безбожия) за последние десять лет добавился шок, вызванный крушением СССР и сложившихся в советское время норм жизни. А в результате духовный потенциал русских людей оказался заблокированным почти полностью. Их бессилие вызвано не тем, что в них иссякли источники нравственности и разумения, а тем, что исходящая из этих источников сила не находит для себя адекватных ей форм проявления. Она используется, как правило, не в русских интересах. Один поясняющий пример: русский человек изобретает телевидение, а оно используется затем для оболванивания русского народа. Русский человек выращивает хлеб, а им торгуют нерусские перекупщики, вынуждающие его продавать этот хлеб почти задаром. И эта утилизация нерусскими людьми русской нравственной и интеллектуальной энергии, не говоря уж об энергии физической, совершается в тысячах самых разных форм. Русские обслуживают не просто чуждые, но враждебные им интересы. И так получилось потому, что в ходе истории они утратили свою национальную идеологию. Эта утрата в настоящее время стала полной. Прежние государственные идеологии (выполнявшие роль суррогатов русской национальной идеологии) и соответствовашие им социальные структуры разрушены и скомпрометированы, навязываемый русскому народу капиталистический образ жизни глубоко ему чужд, а новой национальной идеологии, отвечающей русскому мирочувствию и раскрывающей новые, соответствующие русским интересам, способы жизни, наша патриотическая оппозиция не выработала
Можно по-разному объяснять причины этого пренебрежения патриотической оппозиции к делу выработки русской национальной идеологии, Но для начала следует осознать сам факт этого пренебрежения и проиллюстрировать его на конкретных примерах. Чтобы понять катастрофические его последствия.
ПЕРВЫЙ ПРИМЕР. Как известно, разгром Советского государства шел под предлогом создания у нас «правового государства», т.е. государства западного образца. И на эту приманку клюнуло если не большинство населения, то, по крайней мере, активная его часть. Но знаменательно, что патриотическая печать не развернула кампании по разоблачению лжи о западных свободах. Лжи, продолжающей морочить головы множеству русских людей. В патриотической печати до сих пор мелькают слова о «нормальных» государствах Запада. А как важно было уже тогда, в первые же годы т.н. «перестройки», показать антихристианский и антинациональный характер масонской версии «прав человека», лукаво противопоставленных правам его народа. После чего выработать НАЦИОНАЛЬНУЮ концепцию права или хотя бы начать разрабатывать эту систему. Ведь без такого ориентира невозможно национальное строительство и не может быть здравой русской политики. А может быть только то, что и происходит ныне: патриотические лебеди, щуки и раки договариваются о едином фронте, после чего тянут русский воз в разные стороны.
ВТОРОЙ ПРИМЕР. Как велико значение брака и семьи практически для всякого человека и для нации в целом! В семье рождается будущее нации. Поэтому показателем качества той или иной национальной культуры является степень заботы о состоянии семьи в рамках этой культуры. Если судить по этому показателю, то русская культура последних веков порочна по большому счету: забота о русской семье в ней таяла чем дальше тем больше. И слишком малым утешением для нас может быть то обстоятельство, что у других расхристанных народов положение в этом отношении не лучше.
Народ, в котором семьи разрушены, это больной народ. Расстроенная ложными идеями и ложной организацией общества семья – источник слабости и мужа, и жены, их умственной и нравственной неполноценности. Это одна из главных причин пьянства. Больная семья малоплодна и приносит больных детей – в биологическом, нравственном и умственном отношении. А дети, как уже сказано, это будущее нации.
Какие это простые, при всей их важности, истины! Казалось бы, не замечать их могут только слепые в умственном отношении. Из чего следует, что наши национальные мыслители и организаторы уже давным-давно должны были поставить вопрос о русской семье, разрушенной ныне до основания, на общенациональное обсуждение. И вырабатывать сообща спасительные для семьи мысли. Без которых не может быть ни правильного устройства нации, ни правильного устройства государства. Спасительные мысли, которые так нужны для умственного и нравственного возрождения русским людям. Но – где же оно, это общенациональное обсуждение столь важной темы? Оно и не начиналось. Полное игнорирование этой темы нашей политизированной печатью!.. Как будто политика, не затрагивающая глубин национальной жизни, может быть успешной. И как эта немота красноречива. Как она хорошо выявляет главный порок нашего патриотического движения. Его БЕЗМЫСЛИЕ.
ТРЕТИЙ ПРИМЕР. Как велико для нации значение школы. В школе, как и в семье, творится будущее народа. Не понимать этой простой истины могут только российские патриоты. Враги же русского народа понимают это обстоятельство великолепно. Поэтому русские дети взяты в чужие руки – враждебные русскому народу или, в лучшем случае, равнодушные к нему. А неравнодушные русские педагоги не только беззащитны перед своим, как правило, космополитическим начальством, но и не знают, как нужно по-русски воспитывать, в теперешней обстановке, русских детей. И не знают не по своей вине, а потому, что у нас нет на сегодняшний день русской национальной педагогики. Ее не выработали ни советские педагоги, ни дореволюционные, ни даже знаменитый К.Д.Ушинский, одна из самых значительных статей которого имела характерное название: «О НЕОБХОДИМОСТИ СДЕЛАТЬ РУССКИЕ ШКОЛЫ РУССКИМИ». Но сделать их русскими Ушинскому, разумеется, не дали. Состояние нашей дореволюционной школы изобразил кратко В.В.Розанов в таких словах:
«У нас нет совсем м е ч т ы с в о е й р о д и н ы… у греков есть она. Была у римлян. У евреев есть. У француза – «chereFrance», у англичан – «старая Англия». У немцев – «наш старый Фриц». Только у прошедшего русскую гимназию и университет – «проклятая Россия»… У нас слово «отечество» узнается одновременно со словом «проклятие» («Уединенное», М.1990, с.265).
В этом же смысле высказывались и другие зоркие наблюдатели. Владимир Даль: «У нас… более чем где-нибудь, просвещение сделалось гонителем всего родного и народного» (журнал «Наш современник»,1989, № 7, с.98). Профессор П.И.Ковалевский: наша «школа убила Бога, убила национальность, убила государственность, убила общественность, убила семью, убила человека» («Национализм и национальное воспитание в России». Нью-Йорк,1922,с. 50). Н.В.Гоголь: «С первых же дней набивают нас предметами, переносящими нас в другие земли, а не в свою. Оттого мы и не годимся для земли своей» («Письма», СПб, изд. Маркса, б.г., т.4,с.260). И т.д.
Но у наших патриотических мыслителей голова об этом не болит, если судить по тому, что призывы русских учителей-энтузиастов начать, наконец, разговор о русской школе не получают до сих пор поддержки. Лишь для проформы печатается раз в году какая-нибудь статья на школьную тему, посвященная тому или иному частному вопросу. После чего молчание наступает надолго. А затем появляется другая статья, без всякой связи с первой. И опять легко забывается. Дискуссии нет, обсуждать нечего. Разве что – как отбиться от соросовских учебников и повысить зарплату учителям.
ЧЕТВЕРТЫЙ ПРИМЕР. Понять истинные причины русских катастроф в истории – значит уже начать выбираться из них. Нация слепая, не способная выяснить причины своего бессилия и даже не стремящаяся к этому, возродиться заведомо не может. А чтобы их обнаружить, надо прежде всего понять, что паразиты побеждают лишь ослабленные собственными болезнями организмы. Как говорится, утратившие свою иммунную силу.
Истины азбучные. От них можно было бы идти дальше, разыскивая в истории истоки и ход развития наших заболеваний с тем, чтобы, осознав их характер, подыскивать средства исцеления. Но у нас не принято говорить о наших болезнях. У нас принято, в ответ на русофобские рассуждения о русском народе, хвалить себя и свою культуру. Мы позволили загнать себя в состояние глухой обороны, которая не позволяет трезво посмотреть на себя. Это самовосхваление не от нашей силы, а от нашей слабости. Чтобы увидеть свои болезни, нужна духовная сила. Чтобы зорко разглядеть грех и не принять за него карикатуры, рисуемые врагами русского народа, нужны верные ориентиры и самостоятельная мысль, которой у нас так мало.
Воюя с врагами русского народа, мы ищем опоры и защиты у наших национальных авторитетов и оказываемся в зависимости от них. И это благая зависимость, пока мы дорастаем до их уровня. Но что будет, если этот уровень увековечить как высший для нас? В этом случае русская мысль перестанет расти и зачахнет в эпигонстве. Вот в чем опасность. Зачахнет, так и не созрев до способности всесторонне объяснить наши поражения и выработать эффективные способы нашей национальной самоорганизации в новых условиях. Нам надо понять, что нашу историю, как и мировую, надо передумывать заново. И передумывать по большому счету. Иначе мы обречем себя на реликтовое существование. Вот почему надо не идолопоклонничать перед нашими национальными историками и мыслителями, но, при должном к ним уважении, подниматься своими мыслями над их мыслями. Это не призыв к самопревозношению, здесь речь не о размерах их и наших талантов, а о том, что мы стоим на плечах наших предшественников и потому обязаны видеть дальше и зорче. Это наш долг. Мы знаем то, чего не знали они. Мы знаем ХХ век, которого они не знали. Кроме того, надо учитывать то обстоятельство, что наши мыслители прошлого жили в такое время, когда национальный вопрос в российском обществе находился под цензурным запретом. И поэтому они с трудом дорастали до него. А когда дорастали, то многого не могли сказать именно в силу цензурных условий. Они не могли сказать главного.
Об этом осторожно писали в своих частных письмах и Гоголь, и Достоевский, и славянофилы. Юрий Самарин сказал об этом даже публично, но, разумеется, тоже осторожно – в книге, изданной за рубежом. «Цензура наша не позволяет говорить о вопросах самых настоятельных и самых существенных… мы до крайности стеснены в средствах объясняться, высказывать и доказывать свои мнения и опровергать чужие. Цензура, председатели совещательных собраний и разные административные начальства всегда стоят перед нами с правом, почти неограниченным, запрета, а отчасти и кары. Понятно, что при таких условиях, печатно и в узаконенных собраниях, высказывается очень мало и более чем неполно и неоткровенно… Ни в печати, ни в земских, городских и иных узаконенных собраниях нет возможности свободно говорить и откровенно излагать свои мысли и чувства…» («Где мы? Куда и как идти?», Берлин, 1881г., с. 11-12, 15).
И это писалось в то время, когда практически вся европейская, т.е. антирусская по своему духу, печать легально доставлялась в Россию по подписке и для свободной продажи, а нелегальная европейская печать без труда доставлялась через границу и продавалась из-под прилавка в книжных магазинах или доставлялась по домашним адресам коробейниками, специализировавшимися на нелегальной литературе.
Да что там коробейники, если сами жандармы, руководимые масонами, разрешили (или, может быть, даже предложили) арестованному Чернышевскому написать революционный роман. А когда он был написан, то любезно доставили его из тюрьмы в редакцию «Современника» (а когда она ухитрилась потерять рукопись или выбросить ее от греха подальше, то эту рукопись нашли и возвратили в редакцию); если сама цензура благосклонно дозволила этот революционный роман напечатать; и лишь после того, как тираж разошелся и вызвал еще небывалую оргию революционных восторгов, она запретила его, подлив тем самым масла в огонь. Вместо того, чтобы критическим пером, как говорится, размазать Чернышевского по стенке (а сделать это было легко), его имя запретили упоминать в печати, оградив тем самым его идиотские идеи от какой бы то ни было критики, а его самого превратив в святого мученика за истину. Нечто подобное, кстати сказать, было проделано и с идиотскими идеями Чаадаева, заявленными им в его первом опубликованном письме, - и с тем же эффектом. Почерк один и тот же.
Но вернемся к Чернышевскому. Афанасий Фет писал: «Мы с Катковым не могли прийти в себя от недоумения и не знали только, чему удивляться более: циничной ли нелепости всего романа или явному сообщничеству существующей цензуры». А вот слова А.М.Скабического: «Я нимало не преувеличу, когда скажу, что мы читали роман чуть ли не коленопреклоненно, с таким благочестием, какое не допускает ни малейшей улыбки на устах, с каким читают богослужебные книги. Влияние романа было колоссально на все наше общество». Профессор Одесского университета П.П.Цитович писал в 1879г.: «За 16 лет пребывания в университете мне не удалось встретить студента, который не прочел бы знаменитого романа еще в гимназии; а гимназистка 5 – 6 класса считалась бы дурой, если бы не ознакомилась с похождениями Веры Павловны» (цитаты из книги И.Паперно «Семиотика поведения: Николай Чернышевский», М. 1996г.). Но интересно вот что: сделавшись святым мучеником за истину и непререкаемым авторитетом в глазах российской общественности, Чернышевский, вместе с тем, не мог пойти против течения, которое использовало его разрушительные идеи. Так, например, в зрелые годы он изменил свое отношение к Петру 1 с положительного на отрицательное, но сказать об этом публично уже не мог. В письме к своему двоюродному брату он писал о разорении Петром России и сделал к письму такую красноречивую приписку: «Видишь, мой друг, что мои мысли о Петре неудобны для печати и притом не подходят к мыслям русских журналов…» (А.Ланщиков, А.Салуцкий «Крестьянский вопрос вчера и сегодня», М. 1990, с. 362).
«Мнению русскому, - писал И.В.Киреевский, - живительному, необходимому для правильного здорового развития всего русского просвещения, не только негде было высказаться, но даже негде было образоваться» (Н.И.Цимбаев «Славянофильство», М. 1986, с. 259). «Мы в таком положении, - а это уже голос Ивана Аксакова, - что высказывать вполне своих мнений не можем, а, не высказывая их вполне, подаем повод к недоразумениям, чему способствует и недобросовестность прочих журналов…».
Вот почему нельзя говорить о прошедших веках (и, в частности, о 19-м веке) как о времени какого-то расцвета или зрелости русской мысли. Это было время лишь первых ростков ее после Батыева погрома русской культуры, учиненного европейцами, использовавшими Петра 1 и последующих монархов в качестве инструмента своей политики. Вот почему Достоевский писал о том, что русская мысль вся в будущем, а теперь (т.е. в его время) ее еще нет. «Наша самостоятельность мысли только что начинается», - писал он незадолго до своей смерти. Европейцы, - писал он в черновых своих записях, - потому нас так ненавидят, что «идею предчувствуют, будущую, самостоятельную русскую. И хоть она у нас еще не родилась, а только чревата ею земля ужасно, и в страшных муках готовится родить ее…» (ПСС,1984, т.27, с. 195 и 76).
Если современная русская мысль окажется способной лишь пережевывать то, что родилось много раньше, если она не научится отделять подлинные прозрения наших предков от их слепот и, главное, если не разовьется в систему положительных идей, способную организовать заново и на более прочной основе, чем это было раньше, русский народ, то, значит, она будет лишь имитацией национальной мысли -–и только. А кому нужна подмена русской национальной мысли ее имитацией, объяснять не надо.
ПЯТЫЙ ПРИМЕР. Как давно говорят у нас о возрождении русского народа. Все уши прожужжали. Но, за редчайшими исключениями, нет попыток выяснить природу нации и ее смысл в Божьем мире. Выяснить ее строение и, в частности, нужность или ненужность в ней иерархии. Значение ее элиты. Законы жизни и разрушения народов.
До сих пор не дан православный ответ на материалистические теории нации Данилевского, Леонтьева и Гумилева. Материалистические по своему духу, т.е. игнорирующие духовные причины заболеваний и разрушений народов. Фаталистические теории, блокирующие поиск действительных причин их возрождений и их гибели.
Спрашивается: как же можно что-то возрождать, не имея даже приблизительного представления о том, что возрождаешь? И даже не ища его?
Очень показательно для состояния нашего патриотического движения, которое пытается выглядеть движением русским, что после Сталина, давшего когда-то определение нации в рамках марксистской доктрины, оно не почувствовало нужды исправить это определение и дать более глубокое. Или, тем более, создать учение о нации.
Очень трудно узнать из современной патриотической литературы, должны ли у нации быть свои святыни, недоступные чужакам. И как они должны охраняться. О том, что это вопрос не надуманный, свидетельств достаточно. Так, например, когда-то в Иерусалимском храме любого иноверца попросту убивали за попытку пересечь черту, отделяющую место, предназначенное только для иудеев. И не было в этом никакого фанатизма. Недоступной для всех немусульман остается и поныне Кааба. И у нас когда-то любого иноверца, проникшего по недосмотру в православный храм, настигали, поворачивали лицом к выходу и бегом выводили. А оскверненное место сразу же замывали. Фанатики это те, кто покушается на чужие святыни, а не те, кто защищает свои святыни. Без которых становятся проходными дворами не только храмы – и школы, и гнезда семейные. В ранней христианской практике было запрещено пребывание на литургии не только посторонних, - даже своих, не утвержденных должным образом в вере. «Оглашенные, изыдите!..» – эти слова, уже давно опустошенные от их первоначального смысла, звучат до сих пор на каждой литургии.
Развивая эту тему, естественно спросить: имеет ли нация, как и всякая семья, право на свою землю?.. Наш эпос и наши сказки свидетельствуют о таком праве народа. А если ныне это право кем-то отрицается, то не для того ли, чтобы разрушить нацию, оторвав ее от ее почвы?
Ныне понятие о земле как о неотъемлемой части человека, семьи и нации, как условии их свободы и самоорганизации утрачено полностью. Сейчас земля отчуждена от души человеческой, она обесчеловечена, и потому изуродован сам человек. Тут связь и последствия обоюдные. Еще Достоевский писал, что связь человека с землею заключает в себе нечто сакраментальное. Но его мысль, насколько я знаю, не была ни раскрыта последующими философами и богословами, ни опровергнута ими.
Русскому человеку только русскую землю и можно любить. И жить ради ее красы. Чужая земля – она и есть чужая. Но и своя превращается в чужую, если на ней поселяются чужаки и хозяйничают на ней.
Эта тема, разумеется, не проста. Но от нее не уйти, если нация хочет жить. В этом вопросе надо праведно разобраться. А как это сделать, если наши православные мыслители боятся, как огня, самых важных для строительства нации тем?.. А если боятся, то какие же они тогда мыслители? Мыслитель – что воин. Он не должен жалеть себя, добывая правду.
Должно ли хозяйство иметь современный космополитический характер, разрушительный для религии, нации и семьи, или иметь характер национальный? А если национальный, то чем такое хозяйство должно отличаться от теперешнего?
Таких вопросов, раскрывающих с разных сторон национальную проблематику, десятки и сотни. Но это, по-видимому, самые неинтересные для патриотических интеллектуалов вопросы. Потому что они не только не отвечают на них, даже не ставят. Не беспокоит их и более общий вопрос о том, какой новый тип мировой культуры желателен в качестве альтернативы нынешней коммерческой цивилизации. Не имея такого ориентира, нельзя осмысленно что-то строить. Пренебрежение к теории это показатель безмыслия человека и народа. Никакая теория не может заменить практики, но и практика без зоркой теории подобна плаванию корабля в океане без карт и навигационных приборов. Таким дезориентированным кораблем является наше патриотическое движение в его нынешнем виде.
---оОо---
Я был на множестве патриотических собраний и обратил внимание на то, что они проходят по одному сценарию, исключающему продуктивное обсуждение важных для самоорганизации народа тем. Вместо того, чтобы ставить на обсуждение каждую тему отдельно от других, четко обозначив ее границы и цель обсуждения, а затем сообща выявлять ее содержание, соревнуясь в зоркости и точности формулировок, организаторы дают тему расплывчатую и безразмерную, которую каждый выступающий может растягивать в любую сторону по своему усмотрению, лишь бы в его выступлении был патриотический настрой. И выступающие этим правом пользуются, чтобы излить свою душу. Рассказать о наболевшем. При этом ни фиксации высказанных соображений, ни последующей их совместной оценки не происходит. А происходит лишь выпускание патриотического пара в атмосферу и, кроме того, заключительное одобрение «в целом» заранее приготовленных резолюций с правом организаторов на их «доработку». Такие патриотические съезды радуют сердца патриотов уже тем, что им предоставляется возможность сказать что-либо публично или, на худой конец, послушать озабоченных судьбами России ораторов. А это лучше, чем ничего. И потому расходятся с таких съездов, как после просмотра спектакля. Не обращая внимания на то, что на самом деле никакого обсуждения ни одного сколько-нибудь важного вопроса по существу не было.
Такой же пустопорожний характер, т.е. игнорирующий необходимость создания русской национальной идеологии, имеет наша патриотическая печать. Она увеличивает количество информации, не прилагая усилий к тому, чтобы превратить информационный хаос в систему идей, организующих нацию.
Энергия патриотов уходит целиком на борьбу с политическими противниками, победить которых нельзя без правильной национальной самоорганизации, Но об этом последнем обстоятельстве патриотам некогда думать. Вот почему за истекшие 10 – 15 лет ни один из патриотических органов печати не начал дискуссии ни по одному из фундаментальных для жизни нации вопросов. Вот почему среди русских людей по-прежнему, как и 10 – 15 лет назад, такая разноголосица по самым важным вопросам.
Что такое национальная идеология и зачем она нужна, из каких идейных узлов она состоит и как ее выработать? НЕИЗВЕСТНО. Какова роль религии в этой национальной идеологии? НЕИЗВЕСТНО. Что должно стать нашей мировоззренческой основой – Православие, неоязычество, атеизм или что-то еще? НЕИЗВЕСТНО. Социализм или капитализм? НЕИЗВЕСТНО. Монархия, парламентская республика или какое иное политическое устройство? НЕИЗВЕСТНО. Надо ли русским создавать свои общины по месту жительства? НЕИЗВЕСТНО. Кто русский и кто не русский, какие должны быть критерии? НЕИЗВЕСТНО. Как нам строить свои отношения с другими народами России и остального мира? НЕИЗВЕСТНО. Нужно ли русским свое национальное государство и, если да, то каким оно должно быть? НЕИЗВЕСТНО.
Ответов нет не только на эти вопросы, но и на множество родственных вопросов. Т.е. ответов аргументированных и выработанных на общенациональном (насколько это возможно при существующих условиях) уровне. А что есть? Имеется множество личных и партийных мнений, перечеркивающих взаимно друг друга. И такое положение вещей, как это ни странно, не беспокоит, по-видимому, никого. А если даже беспокоит, то с ним, похоже, смирились, не зная, каким образом его изменить. Хотя, при желании, основы русской национальной идеологии, этой альтернативы идейному хаосу, можно было бы выработать начерно за полгода. С тем, чтобы в дальнейшем уточнять и развивать выработанные формулы. Сохраняя при этом в информационном банке все высказанные по каждой теме суждения и сам ход выработки этих формул, чтобы имелась возможность для каждого члена нации вернуться к сомнительным, с его точки зрения, моментам для более глубокого их осмысления.
Как долго следует совершенствовать свою национальную идеологию? До тех пор, пока существует народ. Ибо без постоянной работы мысли над совершенствованием духовных основ своего бытия здоровая жизнь нации невозможна.
Но в этой работе мысли должна быть и этапность. Первые ее плоды могут и должны стать не только основой для дальнейших разработок, но и первыми ориентирами в практической организации русской жизни.
Вопросов и недоумений в связи со сказанным может быть много, и это естественно. Эти вопросы отразят в себе не только нынешний идейный хаос в русских головах, но и первоначальную неполноту самой создаваемой русской идеологии. И, следовательно, послужат дальнейшей ее разработке. Поэтому все эти недоумения и вопросы следует тоже фиксировать и сортировать по их смыслу, чтобы легче было дать исчерпывающие на них ответы и чтобы не упустить возможные в них ценные идеи. Каков должен быть способ оприходывания мыслей и их рассмотрения – это тоже одна из важных тем. Не сумев правильно организовать их учет и рассмотрение, мы испортим все дело.
Высветить отношение известных русских людей к созданию русской национальной идеологии значило бы получить более полное представление о них самих и духовном состоянии русского народа в настоящее время. Кроме этого, это позволило бы выявить круг лиц, готовых участвовать в этом деле. А начать это высвечивание и разработку русской идеологии можно было бы с издания периодического сборника, чтобы затем дополнить эту форму общенационального разговора другими формами.
---оОо---
Далее, не вдаваясь в перечень самых важных, с моей точки зрения, вопросов (отчасти о них уже сказано выше), коснусь только некоторых из них в надежде, что высказанные мною соображения будут поддержаны или поправлены, или опровергнуты более основательными умами.
НАРОД И НАЦИЯ. Являются ли эти слова однозначными? А если нет, то в чем разница?.. Мне кажется, что, хотя слово «нация» переводится на русский язык как «народ», было бы полезно эти слова развести, наполнив их разным содержанием или, по крайней мере, придав им разные смысловые оттенки.
А почему?.. По той причине, что народ в его докризисном состоянии, т.е. имевший свою традиционную культуру и вместе с нею скользивший беспомощно к своему кризису, это одно. А народ, прошедший через кризис и даже через катастрофу, утративший свою традиционную культуру и увидевший лицо своей смерти, но затем сумевший (я говорю предположительно, в надежде на лучшее, потому что иначе говорить вообще не о чем) самоорганизоваться заново и на более высоком уровне, чем прежде, это уже нечто иное.
Это не два разных народа, это один и тот же народ, потому что его фундаментальные ценности и свойства остаются, в принципе, теми же, что и были. Но это народ в существенно разных его состояниях. В одном случае он обнаруживает свое бессилие и даже непонимание того состояния, в котором находится. Непонимание того, какие процессы совершаются в истории и какие силы его, народ, разрушают. В другом случае он сознает все это и утверждает себя раскрытием новых своих качеств, которые ранее проявлялись в нем лишь в зачаточном виде, а по большому счету дремали или спали. «Ты проснешься ль, исполненный сил?» (Некрасов).
Какие же это качества?.. Очевидно, те самые, которыми наша народная культура не вооружила русский народ. Она не вооружила его ни зоркой общенародной идеологией, ни, соответственно, умением постоять за себя. Это главный ее порок, о котором у нас не принято говорить. Но о котором молчать – значит идолопоклонствовать перед нашей народной культурой. Идеализировать наше прошлое и нашу культуру так же вредно, как незаслуженно их унижать. Идеализация русского прошлого русскими людьми нужна не русскому народу, а его врагам, потому что она дезориентирует его и вооружает устаревшими идеями, уже обнаружившими свою несостоятельность.
Сумеет ли русский народ выявить в себе эти новые качества или не сумеет – другой вопрос. Но, чтобы суметь, надо предварительно опознать их как спасительные, сформулировать мысль о них ясно и четко, чтобы она стала понятной всем русским. Лишь после этого эти качества могут стать для них ориентиром и сознательно воспитываться в семьях, школах и других национальных институтах. Стать нацией мыслителей, воинов и организаторов (оставаясь при этому каждому в своем звании) или исчезнуть бесславно из истории – вот наша русская альтернатива.
Вот потому-то, для лучшей ориентации русских в их собственных делах, полезно усложнить понятие о народе, вычленив в нем разные его состояния. И дав им, для отличия, разные наименования.
Думаю, что следует оставить за народом в его прошлом название народа, потому что в этом слове для русского уха слышнее начало родовое, предполагающее и бОльшую власть семейно-родственных связей, и бОльшую погруженность в жизнь плоти, и преобладание чувств над интеллектом. Это черты возраста юношеского, для которого характерен, по сравнению с возрастом зрелым, и меньший умственный кругозор, и меньшая глубина и сложность мысли.
Нацией же следует именовать народ в его зрелом состоянии. Т.е. народ, сумевший раскрыть всю полноту своих духовных сил – и в первую очередь сил интеллектуальных. Нацией следует назвать народ, творящий культуру нового типа. Если народная культура создавалась в стихийном, по преимуществу, опыте народа, то новая, уже национальная, культура должна иметь своим источником соборную мысль, осмысливающую прошлый и самоновейший опыт. Должна иметь в своей основе развитую национальную идеологию.
Можно дать еще одно определение нации, дополняющее сказанное. Нация отличается от народа тем, что ставит перед собою цель и планово осуществляет ее. Общая цель роднит и организует всех членов нации. Общая цель является условием полноценного мышления каждого, потому что только в соборном мышлении человек мыслит здраво.
---оОо---
О РУССКОЙ ШКОЛЕ
<…>
---оОо---
РУССКИМ НУЖНЫ РУССКИЕ НАЦИОНАЛЬНЫЕ ЗАКОНЫ. Что такое национальные законы? – спросил я как-то своего знакомого. Он ответил, что во Франции действуют французские законы, в Голландии голландские, а у нас – российские. Вот это и есть, сказал он, национальные законы.
Да какие же они национальные? – подумал я. Они лишь называются национальными, чтобы запутать людей. А на самом деле имеют космополитический характер: они создаются не нацией и не ее представителями, а разрушителями народов, захватившими ключевые позиции в их жизни. Эти законы создаются не для самоорганизации нации и не для защиты ее естественных интересов, а для того, чтобы парализовать в народе его внутренние связи и расщепить его на независимые друг от друга атомы, беспомощные в своей разрозненности перед организованной силой разрушителей.
Именно эту цель – разрушение народов и подчинение себе разрозненных их элементов – преследует мировое масонство в своих фундаментальных правовых документах, от конституции США до выработанной ООН «Всеобщей декларации прав человека». Ставших шаблонами, по которым лепятся, с незначительными вариациями, псевдонациональные правовые нормы среди порабощенных масонством народов. В этих документах не случайно умолчано о главном: о том, что ИСТИННЫЕ ПРАВА ЧЕЛОВЕКА НЕВОЗМОЖНЫ БЕЗ ПРАВА ЕГО НАРОДА НА САМООРГАНИЗАЦИЮ В СООТВЕТСТВИИ С ЕГО РЕЛИГИЕЙ, С ЕГО ИСТОРИЧЕСКИМ ОПЫТОМ И С ЕГО ЕСТЕСТВЕННЫМИ ИНТЕРЕСАМИ.
Ни один организм, от растительного и животного до общественного, невозможен без своей собственной конституции, т.е. без основных законов своей жизни. Они есть у всякой стаи и всякого стада. Даже воры, на что уж беззаконный народ, имеют свои воровские законы, без которых невелика их сила. Но то же самое у людей: без своего устава нет ни монастыря, ни семьи, заслуживающей этого имени. Ни одна организация, от артели и кооператива до государства и сверхгосударственных объединений, невозможна без своей конституции или свода законов, устава, инструкции, договора, определяющих ее жизнь. Даже движение транспорта невозможно без определенных правил. А что было бы, если бы эти правила и законы утратили свою силу?
Но народ это тоже общественный организм, и, следовательно, он тоже должен разрушиться при подмене организующих его законов какими-то иными законами. Общая вера, общий язык и общий психический склад, общее прошлое тоже связывают народ в единое целое. Но этих связей, при всей их важности, недостаточно для сохранения народа. Все это разрушается со временем, если не связано еще одной связью – нормами поведения, имеющими для членов нации обязательный характер. Т.е. характер Закона. Эти правила обязывают членов нации вести себя определенным образом в ситуациях типичных, возникающих как во внутринациональных отношениях, так и в отношениях с инородцами. Т.е. вести себя в соответствии с интересами своего народа, а не вопреки им. И, разумеется, в соответствии с теми идеями и ценностями, которые народ признает своими.
Кроме того, это правила самоорганизации народа на всех уровнях, от брачно-семейного до государственного.
Лишь выполняя эти правила, человек принадлежит своему народу. А игнорируя их - отрывается от него.
Национальный закон относится к национальным идеям так же, как устав политической партии относится к ее программе. Или как церковная каноника относится к церковной догматике. Национальные идеи так же необходимы для жизни нации, как воздух необходим для дыхания. Но одним воздухом жив не будешь. Нужны еще хлеб и вода, нужно еще многое. Так и для жизни нации нужны, кроме национальных идей, национальные нормы жизни, важнейшие из которых кристаллизуются в национальные законы.
Без национального закона народ подобен армии, утратившей общий для всех солдат устав. Подобен армии, в которой каждый солдат сам сочиняет для себя устав и оставляет за собой право изменять его по своему усмотрению. Ясно, что такая армия, сколь бы огромной она ни была и каким бы грозным оружием ни обладала, не боеспособна. Она обречена на внутренние раздоры, обречена на бессилие и, в конечном итоге, на рассеяние. Вот, стало быть, какая могучая сила заключена в незначительной на вид книжице, именуемой воинским уставом.
И точно такая же сила заключена в национальном законе.
Национальные законы это те же национальные идеи, только спроецированные на практическую жизнь нации и выраженные в виде конкретных способов ее самоорганизации. Именно в национальных законах национальная идеология приобретает свою законченность, свою зрелость и силу.
Национальная идеология, игнорирующая необходимость национальных законов, имеет мечтательный характер. Это практически бесполезная вещь, вроде ружья, которое не стреляет, или ведра без донышка. Но врагам русского народа как раз и надо вооружить русский народ только видимостью настоящего оружия.
Национальный закон не только правильно ориентирует членов нации, он УТВЕРЖДАЕТ СИЛОЙ правильное их поведение. Т.е. выверенное народом в суровой практике жизни.
Родители, будучи первыми законодателями для своих детей и первыми их судьями, играют в семейной жизни, помимо всего остального, ту же роль, какую играет национальный закон в жизни нации. Родители не только УЧАТ своих детей правильному поведению, они ЗАСТАВЛЯЮТ их вести себя правильно. А за непослушание НАКАЗЫВАЮТ. И это родительское насилие необходимо детям, как необходима всем спасительная земная тяга, праведно прижимающая всех к земле и заставляющая не терять твердую почву под ногами.
Какая мудрость в этой земной тяге. Какая мудрость в родительской власти. Но то же самое, в принципе, относится и к взрослым. Без укоренения в высшей по отношению к ним национальной силе закона и без зависимости от нее взрослые оказываются великовозрастными балбесами-беспризорниками. Даже когда они сыты, ухожены и о чем-нибудь рассуждают.
Закон, заслуживающий этого имени, исходит по своему существу от Бога и служит ограждению человека от греха или, если грех уже совершен, вызволению из-под его власти. Закон есть сила противодействующая силам греха в человеке и человечестве. Силам греха, которые действуют не только в противниках Закона, но и в его сторонниках. Изображая эту могучую силу греха в каждом человеке, апостол Павел писал: «закон духовен, а я плотян, продан греху. Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» (Рим. 7, 14-15). Сказано вполне по-карамазовски.
Поэтому всякий разумный человек любит Закон и стремится жить под его сенью. Он нуждается в том, чтобы Божий кнут, заключенный в Законе, удерживал всех, и его самого, от скольжения в зло. А заодно помогал всем в их благих усилиях.
Именно в этом порядке вещей подлинный гуманизм. А не в лукавом сентиментализме, открывающем двери анархии с последующими океанами крови. Если Закон не удерживает человека от скольжения в трясину греха, то человек в нее скользит. Или в ходе своей личной жизни, или в чреде поколений. И вместе с его деградацией разрушается общество, которое ее попускает.
Национальный закон отличается от евангельских заповедей блаженства тем, что заповеди говорят о нормах высших, о нормах Царства Небесного, осуществление которых необходимо, но невозможно иначе, как по свободному произволению человека. Евангельские заповеди это заповеди высшей свободы, а национальный закон лишь путеводитель к ним и, вместе с тем, ограда чающих святой жизни от изнасилования грехом. В национальных законах есть лишь начаток свободы и благодати, а не их полнота.
Заповедь есть путеводная звезда. Закон есть посох для человека в его грехопадном состоянии. Лишь опираясь на посох Закона, человек держится вертикально и может приближаться к Богу. А без Закона оказывается в лучшем случае лишённым силы. Или даже опускается на четвереньки.
---оОо---
Чёткое определение должного и недолжного в отношениях соплеменников это условие их взаимопонимания, взаимосочувствия и взаимопомощи. Их общей силы. Без общих национальных идей и общих национальных законов постоянные и всеохватывающие конфликты в русской среде неизбежны. И, следовательно, неизбежно господство в русской среде более организованных инородцев. Но понимать это простое обстоятельство современные русские не умеют. Их отучили мыслить национально.
Вооруженность национальными идеями и национальными законами это условие ОСМЫСЛЕННОГО отношения народа к своим вождям. Народ, не имеющий здравых национальных ориентиров и поведенческих норм, подобен стаду баранов. Он может пойти за кем угодно, лишь бы его вели и, главное, подгоняли. И его ведут какие-то козлы, о которых он имеет самое смутное представление.
В мире национального закона вырабатываются характеры, заслуживающие этого имени. А в мире национального беззакония они разрушаются. Народ, воспитанный в национальном законе, обладает твердостью гранита. Это не мягкий воск в руках властителей-самодуров или властителей чужеродных. Только такой внутренне организованный народ может иметь свою национальную власть.
Истинная национальная власть может быть только со-властием внутренне организованного народа и вождя, которого народ порождает и утверждает в качестве лучшего своего проявления. И потому следует за ним, повинуется ему, окружает его почетом и бережет. Но следует за ним и повинуется ему не слепо, а в соответствии с заранее продуманными и утвержденными нормами. И если вождь нарушает эти нормы, если он утрачивает качества вождя, то народ в соответствии с этими нормами лишает его власти.
Апологеты абсолютизма утверждают, что масонские революции совершались под знаменем народоправства, и потому-де народная власть это вещь заведомо неприемлемая. Но они умалчивают о том, что в масонских революциях участвовал уже разрушенный народ, а точнее – сброд, организованный масонами. Причем разрушенный не без помощи омасоненных монархов. Апологеты абсолютизма умалчивают о том, что масоны лишь прикрывались вывеской народного суверенитета. Вместо того, чтобы разоблачить этот масонский обман, сторонники «самодержавия» поддерживают и упрочивают его. Они умалчивают о том, что все, без исключения, европейские монархии оказались неспособными противостоять масонству и еврейской денежной власти, которые выросли не где-то на стороне, а в самом монархическом мире. Из чего следует, что национальное возрождение невозможно на основе прежних гнилых начал, закономерно приведших русский народ к катастрофе.
---оОо---
Национальный закон в процессе своего созревания проходит, как минимум, три стадии. На первой из них кто-то предлагает своим соплеменникам проект нового закона и объясняет его полезность. После чего это предложение обсуждается. Если оно отвергается или вызывает разногласия, то остается чьим-то личным или групповым мнением. Если же признается правильным цветом нации и ее большинством и не вызывает серьезных возражений у остальных, то вырастает – и это уже вторая стадия созревания – в правило, нравственно обязательное для всех сознательных членов нации. В правило, нарушение которого вызывает с их стороны осуждение нарушителя, вплоть до его бойкота. И, наконец, после того, как это правило пройдет практическую обкатку и осмыслится уже окончательно, оно может принять форму закона. Т.е. стать правилом, нарушение которого будет караться уже в юридическом порядке. Что предполагает наличие местного национального суда и карательной системы (таковые существуют у мусульман, иудеев, цыган и т.д. – либо в явном, либо в скрытном от посторонних виде).
Здесь важно подчеркнуть, что национальные законы могут действовать даже при отсутствии национального государства. Они могут действовать на уровне родовой или территориальной общины, если она стала чем-то вроде национального государства в миниатюре. И сила действующих в такой общине законов будет тем больше, чем лучше организована будет эта община, чем она будет больше количественно, чем крепче она будет связана с родственными ей общинами и чем больше будет таких родственных общин. Поэтому в правильно организованном национальном обществе каждый его член это не соперник для остальных, а общая ценность. Это дополнительные глаза, дополнительный разум, дополнительная сила. Здесь смотрят друг на друга не завистливыми или равнодушными глазами, а глазами заботливых товарищей. Здесь пестуют сообща каждого ребенка, берегут сообща каждую женщину. Здесь все заинтересованы в правильной семейной жизни всех членов общества. Здесь поощряется высокая рождаемость, здесь общая забота всех обо всех.
На этом уровне – родовой или национально-территориальной общины – действовали и действуют внутренние законы у многих народов. И действуют, как правило, эффективнее официальных законов того государства, гражданами или подданными которого они являются. Можно было бы привести много примеров, подтверждающих сказанное (и в будущем эти примеры надо собирать, потому что большинство людей вразумляется не столько общими рассуждениями, сколько живыми примерами). Но я ради краткости ограничусь здесь лишь таким воспоминанием.
Лет десять назад я поджидал рейсовый автобус на автовокзале в Твери. Народу, как всегда летом, было много. Поэтому здесь и расположились игроки в наперсток, вокруг которых образовалась толпа зрителей. Хозяевами наперстка были кавказцы, то ли чечены, то ли азербайджанцы. Их было человек десять в возрасте, как мне показалось, от 17 до 20 лет. Чтобы заразить других своим возбуждением, они метались по площадке, имитируя ссоры между собою и обращаясь к зрителям как бы за помощью, чтобы, установив контакт, втянуть их в игру. И эта тактика, возможно, срабатывала, потому что какие-то олухи, если только это были не подкупленные русские, вытаскивали пачки денег из карманов и пытали свои силы. Но было похоже на то, что возбуждение кавказцев было не только наигранным. То ли они хватили вина, то ли ошалели от наркотиков. И вот, смотрю, возле меня, проходившего в это время как раз мимо этой своры, остановились два маленьких старичка, явно нерусских. Остановились - и один из них заговорил что-то по-своему, обращаясь к молодым людям. Он стоял от них метрах в десяти и говорил, не повышая голоса, хотя вокруг было шумно. Но что всех поразило. Молодые люди не только мгновенно услышали этого старичка, но сразу же бросили на асфальт и наперсток, и немалые деньги. И, отвернувшись от них, вытянулись перед аксакалами по струнке. И все окружающие замерли, дивясь этому чуду. А старичок говорил не громко, но властно. Он говорил не спеша, делая продолжительные паузы, обдумывая каждую очередную фразу. Мне показалось, что он вправлял мозги своим юным сородичам минут пять или десять. Пока он говорил, время как бы изменило свою природу. Поэтому я и не могу быть точным. А молодые люди все это время не шевелились и внимали, не смея ни словом, ни жестом вмешаться в его речь. И только после того, как он насытился ею и явно ее закончил, кто-то из молодых (видимо, главный из них) коротко и почтительно что-то сказал ему по-своему. Ответ его был понятен без перевода. После чего старцы двинулись снова прогуливаться по автовокзалу, а молодые люди вернулись к игре, но вели себя уже тише.
Я подумал: А что было бы, если бы наши русские старички попробовали урезонить русских юношей и подростков в ситуации аналогичной? В лучшем случае их просто не услышали бы. А если б услышали, то для начала огрели б их матом. Или дали каждому в лоб, чтобы не возникали. Вот потому-то и помалкивают русские старики, видя безобразия молодежи.
Русское старшее поколение ныне разрозненно и не имеет за душой ничего, что могло бы объединить его. А если так, то чему оно может научить других? Отсюда и бунт молодежи против ее подчинения старшим. Ибо нет никакого смысла подчиняться тем, у кого есть только личные их мнения. Русское старшее поколение, взятое в целом, это теперь не носители религиозных и национальных идей, это идейные пустоцветы, заслуживающие только жалости.
Подчинение младших старшим есть механизм передачи национальной культуры от одного поколения к другому. Если же передавать нечего, кроме ее остатков, перемешанных с идейным мусором, то исчезает смысл этого механизма.
Вот почему пенять молодым на то, что они так одичали, это то же самое, что пенять зеркалу на то, что смотрящая из него рожа так некрасива. Если бы старшее поколение, глядя на тех, кого оно воспитало, негодовало не столько на своих воспитанников, сколько на себя, то пользы для всех было бы больше. Оно стало бы думать вместо того, чтобы бессильно ругаться. И, думая о причинах случившегося, может быть, догадалось о том, что подчинение младших должно воспитывать старших – возбуждать и поддерживать в них ответственность за общий порядок в доме, в селе, в городе и во всем народе. И думать о том, каким этот порядок должен быть. Иерархический строй питает ответственность и старших, и младших, а равноправие эту ответственность гасит. Равноправие разрушает любовь и эгоизирует людей. Догадавшись об этом, люди стали бы смотреть уже иными глазами и на брачную иерархию, и на иерархию вообще. Увидели б в ней не только возможности злоупотребления ею и превращения ее в тиранию, но и праведную ее суть, без которой невозможна любовь, невозможна мудрость, невозможно никакое праведное общество.
Устремленная к Богу иерархия соединяет людей в одно нравственное целое, а разрушение этой иерархии опускает их на уровень юридических отношений (имеющих в современном мире эгоистический характер), которые выстраиваются в уже извращенную иерархию, в уже не свободную и не устремленную к высоте, а все более криминальную по направлению к ее уходящей вниз вершине.
---оОо---
Ныне русский народ живет, в своей массе, в безбожии и национальном беззаконии. Но жить в них нельзя, в них можно лишь умирать. А если русский народ некогда возник и тысячу с лишним лет жил, то, значит, действовали в нем все это время державшие его законы.
- Ты знаешь, Гена, - говорил мне мой дед Филипп Максимович, - какие строгие у нас в селе были законы? Не послушаться старшего было нельзя. Я как-то во время игры проскочил молча мимо односельчанина. «Филя, вернись!.. Ты почему не поздоровался?.. – Дядя Вася, мы играем… - Вот передай отцу, что ты со мною не поздоровался». А передать отцу – тот выдерет обязательно. А не передать – еще хуже: дядя Вася все равно выспросит у отца, и тогда тот за непередачу выдерет уже втридорога.
Русские крестьяне были истинными педагогами. Они не любили пустых слов. В отличие от нынешних учителей, они знали, что разум очень удобно входит в голову через заднее место. И не понимали, когда ученые болтуны говорили им, что наказывать детей таким образом будто бы нехорошо. Не мог понять этих ученых болтунов даже Сам Господь Бог. Поэтому и велел бить не только виноватых детей, но и взрослых. «И если виновный достоин будет побоев, то судья пусть прикажет положить его и бить при себе, смотря по вине его, по счету. Сорок ударов можно дать ему, а не более, чтобы от многих ударов брат твой не был обезображен пред глазами твоими» (Второзаконие, 25, 2 – 3).
А вот что пишет наш современник, писатель А.Байбородин, о нравах своих сородичей, семейских крестьян: «Жестковатые, на нынешний взгляд, властвовали в крестьянском миру законы… Взять хотя бы то же поруганье – старинный обычай у семейских, когда тяжко прегрешивший должен быть опорочен перед миром, поруган. Отчего и – ПОРУГАНЬЕ.
Принародно наказывали парней и мужиков; и тут главная польза и для общества, и для прегрешившего перед миром и была – принародность. Ему, поганцу, даже не столько больно, ему стыдно перед народом, позорно, а самому народу – урок. На вора в общинном миру надевали колодки или привязывали к позорному столбу, а уж о порке и речи не было, тут долго не чикались – согрешил перед землей, перед обществом, перед семьей (держал жену и ребятишек впроголодь, в черном теле, изгалялся над несчастными) – все, скидавай порты, отведай, чем пахнут плети или вицы, замоченные в кадушке с водой… Но никогда прилюдно не карались мужние жены и девицы, сельский мир их не касался, как бы они ни согрешили; там уж батюшка богоданный (свекор) или родной отец, или муж управлялись: прокудившей девство отроковице, случалось, остригали волосы, а жене, изменившей богоданному мужу, брили голову, но и плетей, конечно, не жалели. Но мир их не трогал; мир сек парней и мужиков.
- Натерпелись мы поруганья от стариков, - вспоминал со вздохом один семейский дед. – Чуть что, сразу поруганье. Вот и срамят тебя перед всем миром… Но зато теперечи браво: и девка гуляй, и баба хвостом трепли, и мужик чужи подушки протирай, никто тебя не осудит, старики поруганье не наложат.
Вот так строго жили в крестьянских общинах, но и преступность в сравненьи с теперешней была нулевая…
В русской же традиционной семье, как известно, почитанье родителя доходило до смешного и грешного, когда отец-старик мог прилюдно поколотить своего сына, даже и убеленного сединами, и обвешанного внуками.
Моя тетушка, царство ей небесное, поминала, как наш отец – это еще задолго до войны – пошел на деревенскую вечерку, а моя мать – она как раз была на сносях – осталась дома. И только отец разыгрался (а он был знатный гармонист, и его завлекала молодежь на посиделки), только вошел во вкус, как пришел мой дед, отец моего отца, и, долго не рядясь, отвозил того ременными вожжами. Дескать, такой-сякой, разъэтакий, у него там женка на сносях, а он здесь трепака наигрывает!.. И отец мой был вынужден смиренно, хотя и сгорая от стыда и досады, терпеть ременную выучку» (журнал «Москва», 1994, № 12).
---оОо---
В этой патриархальности сознания прежних русских людей (несколько смягченной христианскими представлениями о ценностях жизни) была одна из причин их податливости разрушительным либеральным и марксистским идеям. В патриархальном сознании, абсолютизирующем власть отца и мужа, таится возможность дурного их произвола, которая так или иначе осуществляется в жизни грешных людей и далеко не всегда встречает отпор со стороны общества. Праведная власть отца и мужа без опоры на разумные и четко фиксированные нормы жизни и без контроля общества за их соблюдением легко переходит во власть неправедную и превращается в самодурство и тиранию, от которых некуда деться ни жене, ни детям. А по мере дехристианизации крестьянского мира, которая нарастала на протяжении последнего столетия перед Октябрьской революцией, пороки патриархального права должны были все очевиднее проявляться и дискредитировать идею иерархии, оказавшуюся, в близоруких глазах, совмещенной с патриархальным правом. Но поскольку близорукостью страдали не все и не в одинаковой степени, то в русском крестьянском мире, т.е. в основной части прежнего русского народа, должен был образовываться идейный хаос по этой части, который и сохраняется в русских головах по настоящее время.
К сказанному можно добавить, что если, к примеру, ислам создал детально разработанные семейные и общинные законы (шариат), ставшие понятной для всех мусульман основой для организации их семейной и общинной жизни, то Православие таких законов не выработало. Оно ограничилось провозглашением некоторых общих принципов, а практическое их осуществление оставило светским властям, которые поначалу старались согласовывать свои законы с этими принципами, а затем только делали вид, что согласовывают. Ориентируясь в действительности на безбожные европейские порядки.
И таким образом с двух сторон, сверху и снизу, подготавливался тот идейный хаос, в котором русский народ теперь умирает.
Чтобы выбраться из этой идейной трясины на торный путь, нам нужна вера в Бога и нечто еще небывалое в русской истории: всеобщее пробуждение русских людей от умственной спячки в деле организации собственного народа. Нужен труд создания русской национальной идеологии и, на ее основе, создания новых, национально осмысленных, связей русских людей друг с другом. Этот труд так огромен, что пугает своими размерами и своим характером непривычных к нему людей. Страх парализует сердца. Нет, не осилим. Нет, ничего у нас не получится.
Хотя, с другой стороны, а что нам терять?.. И что такого невозможного в том, чтобы искать правильные идеи, распространять правильные идеи, находить сомысленников и осуществлять вместе с ними эти правильные идеи на практике? В надежде на то, что Бог нам поможет и закончит незаконченное нами руками других русских людей.
Человеку, если он русский, и жить-то больше не для чего. Только для Бога и своего народа. Творить Святую Русь насколько хватит сил и независимо от того, чем это дело может закончиться. Вот это главный признак русского человека. Начало дела – уже его половина. Это начало единства и взаимного понимания русских людей. Глаза страшатся, а руки делают. Как хорошо! В такой атмосфере как раз и выковываются настоящие характеры.
Июль 2000г.
